Мой Яшин

Размышляю, знаете ли, как много в современном футболе игроков, известных широкой публике не только по фамилии, и не по имени лишь, но еще и по отчеству? Собственно, а почему только в современном? Из мастеров прошлого такой высочайшей чести трибун удостаивался далеко не каждый. И тут из плотных рядов футболистов приличных, классных, великих, выходит уникальная фигура Яшина. Нет, не выходит даже. Яшин всегда был какой-то отдельной, заоблачной категорией, во всяком случае, для мальчишек моего поколения. Единственный такой, неоткуда ему выходить.

Мы ведь все изначально были жуткими специалистами по части футбола. Буквально, лет с 7-8. Наслушавшись взрослых разговоров, потом и сами умничали, имели наглость давать оценки вещам далеким от нас, как космос. Правда, и таким же манящим. И вот, когда доходило до всей этой мальчишеской болтовни, когда начинали судить-рядить, кто играет лучше, а кто хуже, в мировом, так сказать, масштабе, хорошим тоном считалось приосаниться, напустить на себя важности и весомо заявить: «Но я думаю, что лучший вратарь в мире – это все-таки Яшин». А отвечать на это следовало тоже солидно, но разведя руки в стороны, мол, вот этим аргументом ты меня, конечно, наповал уложил: «Ну… Лев Иванович! Понятно, что лучший…»

Именно так: «Лев Иванович Яшин». Даже вот так: «ЛЕВ ИВАНОВИЧ ЯШИН». И никак иначе.

В «Большой перемене» герой Валерия Носика, фанатичный футболист Фукин, смотрел на свою одноклассницу, не вспомнившую Льва Ивановича, как на умалишенную. И я вполне разделял его чувства. Как это можно, не знать Яшина?

Так это учтите, когда легендарнейший из советских футболистов получал «Золотой мяч», до самой предварительной верстки проектов по моему созданию еще оставалось несколько лет. А завершил Яшин свою карьеру игрока, когда мне трех лет не исполнилось.

Вот она подлинная, свирепая, боевая спортивная слава! Когда дань уважения отдается даже через поколения болельщиков. Не имея физической возможности видеть полеты Яшина в воротах, зная его по куцым фрагментам не самой качественной кинохроники, всякий советский пацан безошибочно чувствовал, что не может быть голкипера великолепней. Кому тягаться с Яшиным? По значимости в футболе вообще, ну, может быть, Пеле, а в воротах – неее, никому!

И вот, представьте себе, в один прекрасный день мне довелось встретиться с Яшиным… Приписные острословы, конечно, могут привести бородатый анекдот, как старый большевик рассказывал пионерам о встречах с Лениным. «Пришел в баню, говорю мужику, мол, дай шайку… Он мне: «Да пошел ты». Вот так мы и пообщались с Владимиром Ильичом». Нет, конечно, было все иначе… Хотя, как вы понимаете, для меня это было потрясающее воображение событие. А Лев Иванович, разумеется, не очень меня и заметил. Что нормально.

Случилось все 6 ноября 1983 год. День был примечательный. По-футбольному значительный. В Донецке проходили торжественные проводы из большого спорта знаменитого голкипера «Шахтера» Юрия Дегтерева. Мне тогда не было еще и 15 лет. Но масштаб происходящего был для меня вполне очевиден. Правда, все, что касалось донецкого «Шахтера», я воспринимал, как нечто крайне личное, домашнее, что ли. Отец был спортивным руководителем, я с ним, как только из пеленок выполз, стал ходить на всевозможные состязания, многих спортсменов знал накоротке и неформально… Тем более Дегтерева, который дружил с нашей семьей. Он был для меня дядя Юра, а его жена — тетя Таня.

То есть, я знал, что мы с отцом идем смотреть футбол («Шахтер» принимал московское «Динамо»), но еще и дядю Юру Дегтерева чествовать по случаю завершения его игровой карьеры. Но! По ходу папа заметил, вскользь как-то так: «Яшин будет». Чем сразу же сместил все акцент в предстоящем мероприятие.

Это же Лев Иванович! Античный, былинный богатырь, из прежних времен, человек, которых теперь уж и не делают совсем… С таким же эффектом мне можно было бы сообщить, что, кстати, Илья Муромец заедет, чтобы Дегтерева по плечу похлопать. Или Геркулес. Так это еще посмотреть надо, кто круче, они или Яшин.

Ни единой мысли по поводу того, чтобы попытаться спросить что-то важное у Льва Ивановича, или автограф взять, у меня не возникало. У небожителей автографы не берут. Мне вообще как-то сразу стало казаться, что я страшно много места занимаю в пространстве и времени, чего доброго буду мешать легенде… Чему именно мешать? Ну, как же… Быть легендой! Он, Лев Иванович, значит, несет свою историческую миссию, а тут я в уголке стою, отсвечиваю, внимание его отвлекаю. Никуда не годится…Понятно, что ничего подобного из написанного я тогда сформулировать не смог бы даже при желании. Это потом все пришло, вроде бы как по мотивам. А 6 ноября 1983 моей головой владели сумбур и смущение, не без участия взволнованного ожидания, разумеется.

Самое интересное, что в сероватом и мрачноватом подтрибунном помещение стадиона «Шахтер», куда и должен был прибыть Лев Иванович, все протекало как-то буднично. Типа, ничего сверхъестественного и не происходило. Команды готовились к матчу, обслуга таскала мячи, деловито сновали разнокалиберные футбольные и околофутбольные люди. Отец разговаривал с какими-то коллегами, я, в качестве его бесплатного приложения, околачивался где-то поблизости.  Вдруг в воздухе самой собой возникло: «О! Лев Иванович…» И к нам подошел Яшин. Поздоровался со всеми за руку, кого-то он знал наверняка, кого-то просто вежливо поприветствовал за компанию. И мне, ситуативному члену случайно и не на долго возникшего мужского сообщества, тоже перепала яшинская ладонь.

Можно было бы теперь приврать, допустим, как крепка оказалась десница легенды вратарского искусства… Не стану. Неловко, и ни к чему. В тот момент мне показалось, что я поручкался сразу со всем мировым футболом, прикоснулся ко всем вожделенным кубкам и медалям, как-то не до земных ощущений было. Лев Иванович о чем-то светски поболтал с собравшимися, понятия не имею, о чем, но практически не сомневаюсь, что об игре в мяч. А затем все как-то суетливо разбежались выполнять рутинные функции игрового дня. Не у дел остались только двое. Я по малолетству, и он – потому что все в футболе уже сказал. Теперь же просто приехал на торжество к своему пусть младшему, но очень уважаемому товарищу. Яшин скучал у окошка. А я разглядывал его издали и украдкой, что, с моей точки зрения, не нарушало приличий. Надо же, у легенды оказались смешно топорщившиеся брови, мне даже вспомнился один из персонажей немых чаплиновских фильмов. Еще Яшин между парадным пиджаком и показательной рубашкой с галстуком, разместил прослойку из очень уютного чисто обывательского жилета. Абсолютно не в стиль. Ну и что? Кто же еще мог позволить себе одеваться так, как охота, если не величайший из футболистов планеты?

Откуда не возьмись возник отец. Он подошел ко Льву Ивановичу, перебросился с ним двумя-тремя фразами, оба засмеялись и посмотрели в мою сторону. Я и так в состояние столбняка пребывал, а тут оно достигло своего апогея. Яшин склонился над подоконником, как оказалось, рисовал свою неподражаемую, самую узнаваемую в футбольном мире роспись на программке матча: лихая «Л», точка, темпераментная башковитая «Я» и ряд ладных крючков, что ничего иного, кроме «Л. Яшин», не могло и обозначать. Мой папа всегда значительно спокойней относился к автографам суперлюдей. Профессионал потому что. «Это тебе в коллекцию!» — отец сунул мне в руку программку и отправил на трибуну. Не стану и говорить, что раритет по сей день хранится у вашего автора среди прочих милых сердцу футбольных атрибутов.

А ко Льву Ивановичу с той встречи я стал относиться не просто как к титану из спортивного эпоса, но и как к очень близкому знакомому, почти родственнику… Когда примерно через год после встречи здоровье Яшина пошатнулось и ему отняли ногу (отец так и сказал, «Льву Ивановичу ногу отняли», и жутко помрачнел), переживаниям не было конца. Как же так, он же такой живой, подвижный, он же герой спорта, и вдруг без ноги? Нелепость какая-то…

В то время, если помните, не столь большим числом источников информации баловала нас суровая правда жизни, ну, «Советский спорт», ну, «Комсомолка», все оттуда шло из строк и междустрочий. Но помню точно, были опубликованы телеграммы, поступившие в поддержку Яшина от различных значительных людей. В память врезалось: «Как громом поражен случившимся». Так на беду Льва Ивановича отреагировал Дино Дзофф. Мне в ту пору вообще тяжело было представить, что, оказывается, телеграммы могут быть и такими эмоциональными. Но, главное, как это было созвучно моему настроению. Именно, как громом, именно поражен… А подпись действующего чемпиона мира подчеркивала планетарный характер катастрофы.

Лев Иванович как-то сразу исчез со страниц газет… Это и объяснимо, борьба с недугом такой вид единоборства, который не всегда терпит публичность. Минуло несколько лет, и вот дуплетом, с разницей в какую-то пару дней, выстрелили  сообщения, сперва громкое, позже грустное: награжден Звездой Героя соцтруда, и умер… Яшина не стало 20 марта 1990 года, вот скоро четверть века исполняется с того момента. Футбол за это время изменился совершенно. Но спросите у меня сегодня, и я отвечу, что Лев Иванович Яшин — былинный богатырь, лучший в мире футболист. Разве что Пеле с ним сравнится, и то… Недавно по случаю вычитал, что в Москве нет улицы имени Яшина. Правда, что ли?  Да вы что же, братцы, как такое возможно? Нельзя разбрасываться легендами земли русской, нельзя пренебрегать гигантами. Яшин – он же на всей земле один-единственный.

Фото Зиновия Добромыслова. Тот самый день, 6 ноября 1983 года. Юрий Дегтерев и Лев Яшин. Вратари запечатлены возле столовой загородной базы донецкого «Шахтера» в поселке Кирша.

MARMAZOV.RU

Материал опубликован в блоге «Советского спорта» 9 марта 2015 года