Донбасс исконно русская земля. Старинными легендами она, конечно, полна начиная не позднее, чем с конца XVI века. И все эти легенды, мифы, сказы, рассказки – сугубо русские. Ну а какие же еще тут могли быть? Правда, позже ситуация немного изменилась. На нашей земле поселилось изрядное количество единоверцев греков из Крыма. Примерно в то же время появились в наших степях поселения немцев, болгар, армян, еще позже – еврейские сельхозколонии. Возможно, какое-то влияние на русский эпос, на русское понимание героического они смогли оказать, но сдается, что весьма и весьма незначительное.
Народными героями русских народов, селившихся в Донбассе, были, конечно, герои народных былин и сказаний, героика рождалась из русских казацких песен донцов и запорожцев, разница между которыми в то время, по остроумному замечанию дореволюционного журнала «Сатирикон», состояла в том, что «первые жили на берегах Дона, воевали с татарами, били, кого Бог послал, и водку называли «горелкой», а вторые «жили на берегах Днепра, воевали с татарами и с проезжими на большой дороге, били всякого, кто подвернулся под руки, и водку называли «горилкой».
Если же подходить к делу с живинкой и желанием показать во что бы то ни стало сугубо донецкого национального героя, то у нас есть кого представить миру. Конечно, в поисках своих мы вынуждены будем достичь высот старых донецких шахт, где и обитают два самых знаменитых героя нашего национального донбасского эпоса. Два! Может, кто спросит, зачем нам два? Отвечаем: у нас их больше, но остальные уже из мира живых, а вот былинных – два. Потому что два лучше, чем один, потому что запас беды не чинит, потому что загад не бывает богат, ну и вообще, как говорил один старый шахтер с «Октябрьского» рудника, жизнь короткая – не успеешь и булку с маслом съесть. Засим мы вам представляем – встречайте – Шубин и Коногон. Первый – это такой мохнорылый дед из подземных глубин. На Урале – там «хозяйка горы», у немцев в Рудных горах, автор сам слыхал, есть подобный хозяин, а у нас просто Шубин. Причем, когда в Донецке задумали варить аутентичное пиво, то образ Шубина не преминули использовать в положительном свете – «Добрый Шубин». Хотя, конечно, по легенде он всякий бывает. Но чаще – да, предупреждает об опасностях. Никто не может сегодня точно сказать, откуда пришло это имя – Шубин. Самые известные версии повторять не буду, приведу две своего авторства – в конце концов, они ничем не хуже. Первая состоит в том, что имя «Шубин» является отзвуком священного благоговения горняков перед газожегами – специально обученными отчаюгами, которые брались с факелами в руках выжигать газ, скапливающийся в выемках шахты, перед началом добычных работ. В старину-то вентиляционные работы были на самом примитивном уровне, а жить хотелось всем. Газожег наряжался в баранью шапку и овчинный тулуп. Завернувшись в мокрый тулуп, в шубу, обильно пропитанную водой, бежал он со своим факелом, проверяя полости на предмет газа, поджигая его на ходу. И не всегда ему удавалось живым выйти из схватки с природой. Кто его знает, может быть, где-то кто-то когда-то сказал на одного из них: «гляди-ка, какой шубин!» – с восхищением. Так и прилипло. А потом уж народная фантазия «хозяина горы» лепить из этого образа начала. Вторая версия проще. Горными мастерами, штейгерами по-старинному, при рождении донецких горных производств были, как правило, немцы – горное искусство они к тому времени на поток поставили. И нам продавать начали. Такой опытный мастер, бывало, как услышит, что шахта начинает звуками показывать свое недовольство людишками, в нее занесенными горем-судьбой, крепь трещит – значит, точно сдвиг пород, беда! А «сдвиг, толчок, надвиг» – все эти слова по-немецки schub. Можно допустить, что штейгер-немчура кричит по-своему: «Schub im!» («Сдвиг, мол, двигается!») Можно и так перевести этот самый «шуб им»: «Поднажми!» Дескать, линяем отседова, рус Иван! А русское ухо «переводит»: «Шубин, Шубин!»
Ну, это все досужие догадки. А вот вслед за Шубиным героем старого Донбасса был Коногон. Вообще-то коногон – это профессия такая, тот человек, который в шахте управлял лошадками и вагонетками с углем, которые лошадки тащили. Народ коногоны был бедовый. Они рисковали жизнью, на приличной скорости летая со своими «составами» по узким штрекам да квершлагам под землей, больше чем иной пилот «Формулы-1», получали деньжищ тьму, были забубенными башками, драчунами, пьяницами, пижонами – в общем, любимцами женщин и простого люда. Коногоном был, к слову сказать, даже сам знаменитый десантник номер один Василий Маргелов, которому в Донецке недавно памятник поставили.
Недаром про Коногона сложена знаменитая наша донбасская песня, которая с самого начала повествует о разбитой голове Коногона, о том, что он прощается с жизнью, а весь мир шахтного поселка горько рыдает над его молодой загубленной ни за понюшку табака судьбой. Интересно, что сколько шахт в Донбассе, столько и вариантов песни про Коногона. Помнится, один только главный технолог шахты «Южнодонбасская № 3» в свое время показал мне блокнот с 13 (!) вариантами песни. Вот это герой – настоящий, народный, беспримесный.
«Коногона» мы, донецкие, обожаем и орем дурными голосами на любой пьянке-гулянке. Давно уже в Донбассе шахтеры не основная профессия, более того, среди поющих-орущих шахтеров чаще всего не бывает (но в семье у всех – почти обязательно, или хотя бы в корешах!), но любим и не продадим это сердце нашей короткой истории ни за какую другую песню. Ну, разве что за «парня молодого», который «вышел в степь донецкую». Помните: «Там, на шахте угольной, паренька приметили, руку дружбы подали, повели в забой. Дни работы жаркие, на бои похожие…» Ну, и так дальше. Очень душевно спел ее в свое время Марк Бернес. Официально называется она «Спят курганы темные» и написана была – всего-то ничего – в 1939 году для первой части фильма «Большая жизнь», который «за Донбасс» рассказывал, понятно. Но народу так песня понравилась, что решил народ: а пусть она будет народная. Так оно и вышло. В годы бандитского беспредела девяностых даже появилась пародия на братков на тему любимой песни. Вот ее немудреные слова, которые вы можете присовокупить к тексту самих «курганов темных, солнцем опаленных» и положить в багаж своих знаний о донецко-луганской героике.
Он вышел в степь донецкую,
Он парень молодой,
Он носит цепь недетскую
И зубик золотой.
Под маечкой спортивною
Есть славный татуаж,
И с песнею недлинною
Он входит в свой кураж.
И девушки пригожие
Ведут его с собой,
И знают все прохожие,
Что явно не в забой.
Товарищи простецкие
С собой его возьмут
На дело в степь донецкую,
Обнимут и нальют.
А если жизнь не сложится –
Туманы чередой –
К земле сырой приложится
Парнишка молодой.
Через курганы темные
Пойдет братва гулять
И, солнцем опаленная,
Парнишку поминать.
На этом все, господа. Со сказками все. Но «новые песни придумала жизнь». И новых героев придумала советская жизнь в Донбассе. Так уж вышло, что полтора столетия существования угольного Донбасса как единого экономико-культурного организма выделили более других именно советскую эпоху. Что неудивительно, естественно. Но сейчас не о том речь.
Донбасс в это время насоздавал героев – только держись!
Античные греки столетиями-тысячелетиями их сочиняли, ну а у нас за пару десятков лет ухитрились создать целый ряд мифологических героев. В хорошем смысле этого слова. Потому что мифы – это так, к слову. Но для наглядности сравним.
У греков Геракл был, подвиги совершал, голыми руками гидр душил всяких, львов и прочую древнюю фауну – Гринписа на него не было. А у нас основатель и премьер Донецко-Криворожской республики товарищ Артем (Федор Сергеев в миру) и Геракла переплюнул своими героическими деяниями при защите Донбасса и Царицына с Харьковом от германских орд и их шестерок, украинских националистов, и Одиссею фору дал. Вот что-то я сомневаюсь, чтобы Одиссей Лаэртович смог таким же макаром бежать с каторги в суровой Сибири и не по теплому Средиземноморью пробраться сотни верст, а по дикой тайге – в Китай, а оттуда в Австралию. Совершая при этом по пути массу подвигов. Одно создание Социал-демократической партии Австралии и ее газеты «Эко Австралии» (до сих пор выходит!), да еще профсоюза тамошних докеров – босяков жутких и опасных… Ха! Артем знал донецких шахтеров – что ему эти каторжане австралийские? Семечки…
Или вот Язон за золотым руном в Колхиду плавал, с драконом сразился и прочим грузинским людом (ну, это и российские военные в 2008-м играючи сотворили). Язону, кроме всего прочего, помогала колхидская царевна. А смог бы он за смену нарубить угля в 14 раз больше обычного урока? То-то же! А наш Алексей Стаханов сподобился. Правда, ему тоже бригада крепильщиков помогала, чтоб от молотка не отвлекался. Зато у них Язон один имелся, а у нас таких Стахановых после Алексея Григорьича прорва была.
А Никита Изотов в Горловке, а Макар Мазай в Мариуполе! Последний переплюнул и Леонида с его спартанцами, и знаменитого римского мальчика с лисенком, и Муция Сцеволу, претерпев муки фашистские, лютые.
Я уж молчу про женский портрет героини. Чем прославлялись древние гречки? То дорогу покажет герою из лабиринта, то со скалы бросится, завидев парус не того цвета, положив начало науке о морских сигналах, то рубашку отравленную на мужика-изменщика напялит, как Медея на того же Язона. А наша донбасская гречанка Паша Ангелина взобралась на трактор, да еще таких же бедовых да совестливых тружениц за собой увлекла. И давали эти девоньки большой стране хлеб, хлеб и еще раз хлеб, товарищи. А это в ту эпоху, может, поглавней всего прочего было. Да ведь и женского от себя не отрицали. Та же Ангелина и свою дочь вырастила, и приемного ребенка на ноги подняла. И это при муже-пьянице, забубенном партаппаратчике, хотя, конечно, и фронтовике.
Что там этот античный мир перед миром донбасским, господа-товарищи, – сущие пустяки!
У нас ведь герой совсем не тот, кто умеет пыль в глаза пустить да звонкой фразой отличиться. У нас за здорово живешь не попрыгаешь, выкрикивая людоедские нацистские лозунги, у нас героем на людском горе и развале державы не станешь. Рожденный трудом для труда и трудом добывший себе жизнь лучшую, и от бандитов всяких, от босоты отбившийся своей пролетарской рукой, Донбасс ценит и уважает спокойный и уверенный нрав, реальное дело. Умение и работоспособность, совестливый труд у нас ценили всегда более других признаков героя. Наша сила в том, что наши герои берутся вроде как ниоткуда, а на самом же деле – из нас, из тела вседонбасского.
Водители троллейбусов, шахтеры, менеджеры, контрабандисты, сталевары, студенты, комбайнеры, пенсионеры, когда пришла на нашу землю беда под мазепинско-петлюровским желто-голубым флагом, взяли молча оружие в руки да и защитили край от нечисти, от бесов расизма, национализма и ненависти. Верю, что многие из них еще будут причислены к лику святых православных. А в глазах людских, во мнении донецком они давно уже герои и святые. Все – и живые, и мертвые. Такое у нас мнение о героях. Мы думаем, что оно единственно правильное. Попробуйте доказать обратное. Сдюжите?
Материал подготовлен для альманаха «Дончанин», январь 2016
Олег Измайлов
