Легко ли быть сепаратистом?

В июне 2015 года я задал этот вопрос трём донецким журналистам и, надо заметить, вообще значительным джентльменам. И сегодня интересно почитать, что они нарассказывали.

Рамиль Замдыханов, журналист, философ-созерцатель:

Быть сепаратистом – это священный долг и почетная обязанность каждого здравомыслящего человека, который всю свою сознательную жизнь должен сепарировать (т.е. разделять) хорошее от плохого, правильное от неправильного, друзей от врагов, мух от котлет и далее по списку.

Можно, конечно, дать слабину, сделать благообразное лицо и влиться в коллектив единомышленников, которым все разделили за них, доходчиво объяснили, кого любить, а кого ненавидеть, а после назвали навязанную систему противоречивых взглядов, к примеру, патриотизмом, но так не интересно.

К тому же, как показывает человеческий опыт, от сепарации никогда не бывает вреда, а одна только польза: из молока получаются сливки, из угля – концентрат, из тысячи тонн руды – грамм радия, тоже нужная вещь.

Главное, подойти к процессу с умом. А это значит, надо постараться не допустить к делу дураков. Т.е. опять-таки без сепаратизма не обойтись, как бы это не обижало тех, кто пострадает при отборе.

Игорь Фарамазян, журналист, мастер душевного обличения:

А мне вот, Руслан, сложно ответить на вопрос «Легко ли быть сепаратистом?» Я-то себя сепаратистом не считаю. Я считаю себя дончанином. И для меня это звучит гордо. И, кстати, да — скорее всего именно потому, что для меня «дончанин», «донбассовец» звучит гордо, где-то там, на киевских холмах, меня и называют сепаратистом. Не в смысле вот прямо меня, обо мне они и не слышали там никогда, а вот, таких, как я, как ты, как наши друзья и знакомые. Вот всех нас, имеющих наглость гордиться принадлежностью к Донбассу и жить так, как удобно, внутренне, душевно комфортно нам. Всех нас вместе за это и называют сепаратистами.

Понимаешь, они, вот эти, убивающие нас за идею мифической единой Украины, они же не только фантазеры, они еще и врушки. Они же не говорят честно, что изначально Донбасс никуда выделяться не собирался. Изначально Донбасс всего-то хотел, чтобы его оставили в покое и не навязывали ему чуждые моральные и идеологические установки, чтобы дали возможность реализовать свое право на собственное мироощущение, на свой — русский — язык, на собственное понимание собственной же истории, на уважение к своим героям, и да — на свою русскость, включающую в себя более ста мирно, даже по-братски, живущих бок о бок в регионе национальностей.

Мы что — требовали чего-то, что выходило бы за рамки так называемых общечеловеческих ценностей? Мы всего-то предлагали учредить Украину как федерацию. Как раз для того предлагали, чтобы не допустить ее разрушения на почве мировоззренческих различий. И вспомни, уже тогда за это нас стали называть сепаратистами. Но, позвольте, в таком случае сепаратистскими можно назвать ведущие государства мира: США — этот, понимаешь, оплот мировой демократии, ФРГ — этот локомотив Европы, Российскую Федерацию — которую мы не можем позволить себе считать чужой страной просто потому, что тогда надо сразу сказать:»Здравствуй, шизофрения!»
Кстати, любимая, как говорят в Донецке, отмазка киевских врушек, как бы обосновывающая невозможность федерации на Украине, звучит так: никогда федерации не возникали путем разрушения унитарных государств. Но есть ведь встречный вопрос: а кто решил, что Украина должна быть унитарной? Кто это решил за весь украинский народ? Те, кто боится, что рубить, извините, бабло в федерации может быть сложней, чем мародерствовать, переправляя потоки из регионов в Киев, чтобы там уже перераспределять их в карманы узкого круга лиц?

Между прочим, и мы все это прекрасно помним, никакой унитарной Украины в ее нынешних границах никогда не существовало. Существовала Украинская Советская Социалистическая Республика в рамках Российской империи, называвшейся в то время СССР. И вот когда империя, по разным причинам, дала «вольную» своим окраинам, тогда и только тогда настало время для учреждения государства Украина на тех или иных основаниях. И решать этот вопрос должны были люди, проживающие на территориях, на которых собирались учреждать государство Украина. Только, опять же, у людей никто не спросил. Вернее, спросил, но так тихо, чтобы можно было не заметить. А между тем, люди-то ответили. По крайней мере, в Донецкой и Луганской областях.

27 марта 1994 года в Донецкой и Луганской областях прошел так называемый «совещательный опрос» (а на самом деле референдум). На него были вынесены четыре вопроса, один из которых звучал так: «Согласны ли вы с тем, чтобы Конституция Украины закрепила федеративно-земельное устройство Украины?» Ответы:за — 79,69%; против — 15,02%; недействительных бюллетеней — 5,29%. Явка была -72 % в Донецкой области и 75 % в Луганской.

Так что, какой же я сепаратист? Какие же мы все сепаратисты? Мы, напротив, всячески пытались помочь в учреждении государства Украина в такой форме, в какой могли быть учтены интересы всех регионов, всех проживающих в них людей. В такой форме, в какой это государство могло бы свободно развиваться в пределах нашей общей ментальности, нашего традиционно общего мира, который теперь называют Русским миром, и при этом сохраняя особенное лицо каждого региона. Где здесь сепаратизм?

Нас же в ответ стали называть бандитами, навязывая этот образ всему Донбассу. Они же там не олигархов наших, не Януковича только, бандитами называли, они всех нас так называли. Всем нам усиленно создавали этот отрицательный имидж, чтобы потом пугать им людей. При этом скромно умалчивая, что олигархи-выходцы из других регионов ничем в смысле хищничества от наших олигархов не отличались. Разве только были еще более наглыми и циничными.

А ползучее выдавливание русской культуры, бандеризация страны, отталкивание от России, попытка навязать сугубо галицкую, националистическую идею Украины всем регионам?

И наконец закончилось все банальным государственным переворотом, после которого не захотел ничего общего иметь с Украиной Крым, а в Донбассе начались брожения. И вот когда вместо того, чтобы начать реальный диалог, Киев предпочел прислать к нам танки, артиллерию и боевую авиацию, в Донбассе всерьез, то есть относительно массово, заговорили о возможности отделения. То есть только тогда, когда окончательно убедились, что нас будут убивать, а не переубеждать.

Сепаратисты не мы, Руслан. Сепаратисты сидят в зданиях на Грушевского, на Банковой в Киеве. Именно они делают все для того, чтобы нынешняя Украина прекратила свое существование. А мы даже сейчас, подсчитывая жертвы обстрелов и убытки от разрушений, все говорим о минских соглашениях, давая, быть может, последний шанс стране, которой никогда не было, но которая могла быть, если бы в ней правили люди, а не барыги. Извини за слово.

Александр Наумов, журналист, яростный кулак Донбасса:

Я — сепар. Каждый день еду на работу. Работаю. Мне некогда думать тяжело ли мне жить таким или не тяжело. Когда нет обстрелов работаю спокойно, когда есть – нервничаю, потому что где-то кого-то убило или оставило без дома. А значит надо ехать туда (издержки профессии) и опять видеть горе людей. Опять сдерживать ком в горле. Это тяжело.

Обязательный звонок домой. Раньше (до войны) это делал реже или просто не делал. Сейчас общение с близкими – бальзам. Ценности и приоритеты поменялись: тогда (до войны) размышлял над приобретениями, так сказать ответственный член общества потребления. Теперь – главное семья, родные. Потом друзья и коллеги.

Заметил, что тех, кого до войны приветствовал лишь кивком головы издалека, сейчас при встрече обнимаешь. Очень уж рад видеть людей, которые живут с тобой рядом. Они теперь не просто знакомые – они твои боевые побратимы. «Ну как у вас? Тихо», — вот типичный диалог. И радуешься за человека. Или: «Ну как у вас? Шмаляют!», — вот это чаще звучит. И стоишь с ним молча куришь. Что сказать-то…

В магазин зашел, радуешься, цена чуток ниже стала. Звонишь, делишься, тебе говорят, что тоже такое заметили и ты радуешься. Значит не показалось. Тенденция значит. А это дает надежду.

Надежда вообще стала здесь ценным продуктом. Она здесь чувствует себя как дома. Она здесь поддерживает жизнь. Да что там, она и есть жизнь. Если не для всех, то для многих.
Так что я не знаю, тяжело ли быть сепаратистом или нет. Некогда. Потому что все мысли о ней, о Надежде. Да и дочь мою так зовут. Так что мыслей на глупости не остается.