Размышляя об отношениях с ближайшими соседями, я почему-то вспоминаю тетю Лену. Она была малограмотной, жила за стенкой в нашем доме на трех хозяев. В обычные дни была тиха, помогала бабушке белье кипятить, вела с ней беседы о международном положении, но иногда пила, чем сильно меня пугала. Садилась посреди кухни, не снявши ботов на блестящей резиновой подошве-обливке, и начинала:
— Ты, Ляксевна, вот что скажи: а белый генерал-то Мамонтов вам не родня был?
— Иди спать, Лена, — мягко увещевала бабушка. — Уж сто раз говорила я тебе, что не родственник.
— А вот я пойду куды следует, — гнула свое соседка. — Пускай они проверят. А то ты, Ляксевна, больно грамотная. Для крестьянки. И окны у вас на светлую сторону. А у меня, вишь, прям на сарай.
— Иди уже, а то я Юру позову, — настаивала бабушка.
Угроза эта обычно действовала сразу. Тетя Лена, ворча, уходила спать. А дядя Юра был еще одним нашим соседом и дворовой советской властью. Добрососедство, как и многое другое, нуждается в крепкой и справедливой руке.
Совершенно не исключаю, что дядя Юра и служил там, куда хотела обратиться обиженная женщина. Одинокий, с офицерской выправкой, в быту аккуратен, трезв. Про работу не распространялся. Любил детей, но своих не было. Он собирал нас со всего двора и либо угощал конфетами, либо катал на машине «Москвич-401», а личное авто тогда было чудом. «Ты тетку Лену не бойся, — говорил мне ровным гайдаровским голосом. — Она баба несчастная».
Оба они оставили у меня в памяти очень сильный след: вижу, как живых. До сих пор люблю старые машины и беседы о международном положении. И поэтому хожу на ток-шоу.
Потом мы переехали в большой многоквартирный дом. И тут я понял, сколь полезно хорошее соседство. Рядом жила дама, врач-окулист Людмила Платоновна. Она была из другого теста, особенно одевалась — позже я узнал, что это называется «изысканность». И внимательно ко мне приглядывалась. Однажды она пришла к маме и заявила: «Мальчику нужно срочно пройти обследование зрения». Семейство мое, во-первых, всполошилось, а во-вторых, изумилось: я ни на что не жаловался. Не вдаваясь в подробности, скажу: она не зря за меня опасалась. Это как если бы в большой политике кто-то вовремя заметил, что Украина косеет. Спасибо Людмиле Платоновне, предупредившей большие неприятности.
В соседнем подъезде жили люди, достаточно сделавшие для моего образования и культуры. У нас в доме было много книг. Но у Маргариты Сергеевны и Виктора Николаевича от прихожей до спальни помещалась настоящая библиотека. А еще с ними жила очень красивая дочка Ириша, но это совсем другая история. Что до книг, то я день за днем приходил к ним сдать том и получить новый. Ириша брала стремянку, переступая босыми ногами, лезла под потолок, ставила на место двенадцатый том Жюля Верна, доставала тринадцатый. И спускалась. Так я прочитал все, что полагалось тогдашнему советскому мальчику, и много чего лишнего. Об этом совершенно не жалею.
Еще я понял, что сосед, как и друг, познается в беде. На первом этаже нашего дома проживала Муся с советским отчеством Султановна. Это была самая красивая из женщин, которых я на тот момент встречал. Ее дверь была всегда распахнута, из квартиры раздавалась веселая песня «В Намангане яблоки зреют ароматные, на меня не смотришь ты, неприятно мне». На мое «здрасьте» она отвечала всякий раз по-другому, иногда даже «алейкум ассалам», но обязательно смеясь — белозубо и лукаво.
Некоторые шипели на Мусины короткие платья, осуждали ее настрой, но когда моя уже старенькая мама однажды упала и получила очень печальную возрастную травму, а я был далеко, именно веселая смуглая Муся буквально спасла ее. Она по-соседски ходила к ней в больницу, ухаживала за лежачей. И мама продержалась до нашего приезда, и долго еще жила. Я тоже пособил Мусе, чем смог. А как иначе? Это ж не споры о ценах на газ. Соседи не родня, которую можно и забыть поблагодарить. Если бы в беде раздрая, в пылу разъезда из общего советского дома, мы бы помогли друг другу по-человечески, а не бросились по своим норам, глядишь — и сегодня стало бы легче снова начать говорить.
А еще здорово, если у тебя есть мудрый и жесткий сосед. Под нами жила Мира Давыдовна, которая играла на пианино. Она стучала по батарее, когда мы с приятелем разучивали на гитарах «You Can’t Do That». Хотя мы старались не орать. Так, бренчали. Мы были настолько потрясены, что спустились к ней. Она открыла. Нарисованные черным брови сходились над ее переносицей. «Мира Давыдовна, что вы стучите? Мы же не орем». «При чем тут громкость, вы ни в одну ноту не попадаете, — ответила она, морщась, как от зубной боли. — Вам петь не нужно — ни в коем случае!» Холодный душ был кстати.
Хочется напоследок пожалеть тех, у кого нет и не будет такой страны, таких соседей. Больше ничего в голову не лезет. Все остальное ведет к газовым войнам, языковым запретам, поднявшейся из черной исторической глубины неприязни — что мы сейчас и наблюдаем.
Материал Владимира Мамонтова опубликован газетой «Культура» 25 мая 2017 года
