(Отрывок из книги «Обратная сторона войны»)
Знаете, а ведь это искусство – уметь перед атакой ввести свой отряд в боевое состояние. В обычной жизни командир тратит месяцы, чтоб достичь моментального и беспрекословного подчинения. Сотнями лет существует система, которую у нас едва не разрушили. Когда к руководству Минобороны в России пришла команда господина Сердюкова, то главой департамента военного образования назначили женщину. На должность генерал-лейтенанта. Она эпатировала Генштаб уже тем, что всюду таскала с собой маленькую собачку, мопсика, которого не выпускала из рук даже на совещаниях. Это она, приехав как-то в военное училище, в штабе увидела первый пост, где часовой охранял знамя, и грозно спросила:
– Что это?
– А это наше Знамя. Лучшие курсанты стоят в карауле и охраняют его.
И тут она выпалила фразу, которую потом из уст в уста разносили по всем
Вооруженным силам России.
– Так… Флажок в музей, мальчика на занятия.
Естественно, никто и не думал этот бред выполнять. Она шла дальше. Заметив курсантов, марширующих на плацу, она вновь удивилась.
– А это что?!
– Строевая подготовка.
– О как! Прекратить! Пускай вместо этого в фитнес-клуб ходят!
Ну да, в лосинах и с накрашенными губами! И ведь не объяснишь этой несчастной женщине, что знамя – святыня, которую всегда берут в бой, и утратившая его часть подлежит немедленному расформированию. Не объяснишь, что строевая подготовка – не что иное, как психолингвистическое воздействие. Подчиненные привыкают к голосу командира, приучаясь моментально выполнять посылаемые им сигналы. А командир потом командует: «К бою!!!» И айда воевать!
Кстати, хотите одну из версий способности наций к военной службе? Мне один из ученых-лингвистов ее преподнес. Язык! Вот у немцев, одних из лучших солдат на Земле, язык изначально военный. Каждое слово – резкое, как команда. «Ауф!» – встать. «Файер»! – огонь. Да, на немецком языке не так-то просто петь, но воевать, используя его, проще простого. Вы спросите про Россию? Отвечу коротко – мат. В крайних ситуациях командиры переходят на короткую, отрывистую нецензурщину, где каждое слово имеет миллион интонаций, и бойцы их чувствуют, понимают. Но, естественно, не только в этом есть способность к победам.
Это маленькое отступление. А мы – в Дебальцево. Впереди, как говорят, до восьми тысяч украинских бойцов. Окопались, сидят, давно ждут. Ополченцев – не более тысячи, во всяком случае тех, которых я видел сам. Да какая тысяча… Человек пятьсот. Но чтоб штурмовать укрепрайон, по законам войны нужно иметь силы, в пять раз превосходящие силы противника. И к тому же в котле не дети. Там регулярная армия Украины. Там поляки, доказавшие, что умеют воевать, еще летом под Карловкой и в районе Песок. Там наемники из Америки. Хотя… Американцы – воины никудышные. Боятся контактного боя. Талибы в Афганистане над ними посмеиваются. Ракеты, бомбы – этого добра они вам насыплют, пожалуйста. А вот постреляться с пяти метров, с десяти – кишка тонка. Не та генетика. При чем здесь она, спросите вы? Да при том, что нации только внешне друг на друга похожи. Руки-ноги-голова. На самом деле внутри каждого человека сидит или финансист, или воин, или спортсмен – кто угодно. Короче, мы – воины, американцы – нет.
Да, забыл сказать. К началу штурма наш отряд опоздал. Сначала «Пятнашка» помчалась в Дебальцево с другой стороны, в лоб, или, как говорят, внаглую, прям по шоссе. Кто такую задачу поставил – неизвестно. Все было похоже на отвлекающий удар, на разведку боем. И мы почти доехали, но виадук, большой мост, перед городом оказался завален песком. Быстро развернулись и помчались обратно. Колонна джипов, микроавтобусов и легковых. По пути у одной «газели» пробили баллон. Остановились на открытом месте, ощетинились. Одни возились, меняли колесо, другие рассматривали в бинокли ближайшую вышку с жовто-блакитным флагом. Она стояла метрах в трехстах от нас. Воздух сотрясали хлопки «ураганов». Кто и куда стреляет – непонятно. Повернули, объехали Дебальцево с правого фланга. Перед железнодорожными рельсами, узнавая дорогу, остановились. В небольшой котловине я увидел несколько медицинских уазиков с красным крестом. У костра грелись врачи.
– Потери есть?
– Уже пятерых привезли. Переправили. Осколочные ранения. Пулевых пока нет.
Ясно. Значит, атакующие пока к главным позициям близко не подобрались.
– А так у нас в Чернухино много полегло. До половины состава рот.
– Ничего, взяли же.
– Взяли…
Вот вам и еще один фактор, выявляющий потенциального победителя. Есть такая штука – болевой порог. Объясню. В армии США в бою достаточно зафиксировать пять процентов потерь, чтоб командир имел право повернуть назад. У русских – сорок процентов, да и при бо́льших потерях частенько не отступают. Но там-то, в Дебальцево, сидят такие же русские, такие же украинцы. А иностранцы… Тем деваться некуда, те будут биться до конца.
Мы выгружаемся на поле с неубранными подсолнухами. Какой-то мрачный символ. Однажды мне ветеран войны рассказывал, как его, юного морпеха, заставляли штурмовать деревню в сорок первом под Москвой. Их вот так же выгрузили на окраине. Заставили всех снять не нужные в атаке бушлаты и аккуратно сложить на снегу.
А потом мат, долгий бег по покрытому настом снегу, стрельба, стоны раненых… Деревню у фашистов отбили. А когда морские пехотинцы, разобрав бушлаты, уходили, позади оставалось белое поле, покрытое сотнями черных гнезд. Их было ровно столько, сколько потеряли ранеными и убитыми.
И вот теперь здесь, под Дебальцево, из припорошенной снегом земли торчат серые стебли подсолнухов с черными, поникшими, как у висельников, головами. Это символы наших предстоящих потерь.
Города называют по-разному. Москва – Белый город, или там Питер – Город-музей. Для меня Дебальцево – это Город-призрак, Город-смерть… Город черных подсолнухов.
Есть места, очень близкие к фронту. Туда привозят окровавленных раненых и спрятанных в черных мешках погибших. Там в штабах на картах рисуют свои стрелки командующие, где разгружают и загружают снаряды. И кто побывал этих местах, наверное, могут сказать: я был на войне. Эх, ребята… Фронт и война – разные вещи. Война там, где в тебя стреляют, там, где наверняка могут убить. Там, где ты забываешь обо всех проблемах, о глобальных вещах, о нюансах. Главное – дожить до вечера, там посмотрим.
Бойцы ссыпаются из «уралов» прямо в подсолнухи. У каждого на рукавах белые повязки, а на груди или в погонах – гвардейские ленточки. Все тот же знак, определяющий, кто свой, кто чужой. А еще у всех эмблема: флаг Абхазии, соединенный с флагом ДНР, и с надписью поперек – «Пятнашка».
А там, в котле, их ждут такие же военные, в таких же «горках», с таким же оружием, говорящие на том же языке. Только у тех на рукавах – желто-голубые повязки, а на шевронах – трезубцы или похожие на свастику пауки. Маленькие такие детали, позволяющие убивать друг друга.
Начинается обычная предбоевая суета. Прямо на снег кучами наваливают зеленые тубусы гранатометов «Муха», ящики с патронными цинками. Пулеметчики оборачивают себя патронными лентами. Все подпрыгивают, проверяя, хорошо ли подогнаны рюкзаки и разгрузки.
– Эй! У кого гранат нету?!
О, да это карманная артиллерия! РГК-3, кумулятивные гранаты, им лет шестьдесят, не меньше. Бойцы вскрывают некрашеные деревянные ящики, шурша вощеной бумагой, вытягивают на свет салатовые цилиндры.
– А как ими пользоваться-то?
– Увидишь танк и кидай! У нее в полете такой парашютик из ручки выскакивает, старайся, чтобы она навесиком прямо на броню попала.
– И что?
– Да ничего! Экипажу каюк, вот что!
Посреди этого броуновского движения я обратил внимание на пулеметчика с позывным Крым. Молодой совсем, даже щетина не растет. Очки, как у ботаника. Ему бы учиться где-нибудь в университете. А он сбежал на войну. Из родного Симферополя.
Крым стоит спокойно, не выражая эмоций, смотрит в одну точку, чуть выставив вперед подбородок. Понятное дело, настраивается, это же первый его поход.
Все оглядываются по сторонам, где-то в километре ухают «грады». Экипированный плотный мужчина в годах подгоняет:
– Быстрее! Идет прорыв!
Ого, прорыв… Это в какую сторону, интересно, не в нашу ли?
– Давай бегом, басмачи!!!
Я аккуратно интересуюсь:
– Народу хватает?
Он отвечает спокойно, словно речь о кворуме на профсоюзном собрании.
– Да, хватает.
И тут же кричит остальным:
– Давайте быстрее, прорыв идет!!! «Мух» возьмите побольше!
– А кто куда прорывается?
– Да тикают они.
«Пятнашка» карабкается на подскочившие БМП. Молодой ополченец с рыжей бородой вводит себя и других в боевой ажиотаж. Он кричит, словно футбольный фанат:
– Кто лучший?!
Все хором:
– «Пятнашка»!!!
– Кто самый сильный?!
– «Пятнашка»!!!
– Порвем всех!
Вьюжит метель. Впереди, на заснеженных дебальцевских улицах, мелькают фигурки, перебегающие вдоль стен с оружием наперевес. Сквозь белую завесу на перекрестках крутится броня. Все, штурм начался.
Александр Сладков
