Хельсинки – город боевой казачьей славы

Вид крепости Свеаборга и Гельсингфорса

В российскую военно-политическую повестку чертом из табакерки недавно вскочила Финляндия, ее там только и недоставало. Не сиделось этой стране в своей уютной, безопасной, благополучной, сытой-пьяной нише, потянуло искать приключения на свой нейтральный статус. Отсюда вступление в НАТО в 2023 году, антирусская риторика и даже помахивание давно не тренированными в полноценных войнах кулачками в сторону нашей границы.

У России и Финляндии не такая уж длинная, если исходить с позиций всемирно-исторических, зато достаточно противоречивая летопись взаимоотношений. Случалось и кровь друг другу пускать, а были времена, когда наше сотрудничество считалось чуть ли не эталоном мирного взаимовыгодного сосуществования стран с различными социальными системами. Началось же все, если по большому счету, в бурлящей первой четверти XIX века.

Финская пешка в гигантской партии

С подачи самопровозглашенного французского императора Наполеона Европа тогда кипела и пенилась. Коалиции стран сходились, рассыпались, перекраивались и перестраивались, вчерашние союзники становились врагами и наоборот. Одни державы бились за приумножение своего величия, владений, богатства. Другие пытались как-то отстоять или вымолить свою государственность.

России в этих состязаниях на выживание полагалась значительная роль, она была в числе глобальных игроков. Финляндии на карте не было вовсе. Точнее, она присутствовала в виде горстки глухих провинций Швеции.

Шведы к тому моменту, конечно, не были уже той могучей силищей, с которой царю Петру I пришлось тягаться в начале XVIII века. Но определенную опасность эта не утратившая еще своего воинственного запала нация представляла, нервы могла потрепать кому угодно. Кроме того, Швецией манипулировала вечно хитрая Англия для ведения прокси-войн (что-то наподобие ситуации с современной Украиной).

В 1807 году в Тильзите (ныне – город Советск в Калининградской области) император Александр I заключил ситуативный мир с Наполеоном. Все прекрасно понимали, что дружба эта точно не на века, во многих смыслах она противоестественна. В условиях громадной геополитической игры, где вроде бы солировали дипломаты, но тон задавали армейские ансамбли песни и пляски, каждая страна решала собственные задачи.

Россия оттягивала неизбежное прямое столкновение со «сборной Европы» под руководством Парижа. Наполеон старался вбить клин между Санкт-Петербургом и Лондоном. Англичане норовили нагадить всем и каждому. Под раздачу попала и финская территория тоже. Тем паче, что шведский король Густав IV Адольф, подогреваемый британцами, стал откровенно хамить соседям.

Забытая Финляндская война

Русско-шведская (она же – Финляндская) война 1808–1809 года крайне слабо изучается в курсе отечественной истории. И очень печально: это интереснейший, во многом показательный и уж в любом случае оказавший серьезное влияния на ход европейских процессов эпизод. Оригинальных поворотов в ходе этой кампании произошло – хоть отбавляй. Главное, это была победоносная для русского оружия война.

Чего бы ей и не гордиться, спрашивается? А что напоминать о Финляндской кампании XIX столетия сегодня следует, особенно в свете нынешних актуальных событий, это факт. Патриотический долг даже.

Война началась зимой, что уже само по себе любопытно. Чаще всего старт боевым действиям принято давать в теплое время года, чтобы до холодов постараться добиться решающего преимущества. Но в данном случае суровые реалии Балтийского бассейна позволяли в мороз купировать возможности шведского флота (и его английских кураторов, разумеется). Сообщение же Швеции с финскими городами исключительно по суше было затруднительно, что и сказалось на дальнейшем ходе боевых действий.

Гельсингфорс у копыт казачьих коней

Украшением Русско-шведской войны стало лихое и молодцеватое взятие казаками генерал-майора графа Василия Орлова-Денисова крепости Хельсинки (в то время и до 1926 года в русском обороте бытовало шведское название Гельсингфорс). Даже в подробном разборе событий Финляндской кампании эта операция нередко описывается скороговоркой. О чем, дескать, говорить, когда укрепления взяли молниеносно, а потери – единственный казак.

Вот и портал «Российское казачество», составляя свой «Боевой календарь», не стал вносить взятие Хельсинки в перечень знаковых битв. Возможно, и зря. С одной стороны, это не Измаил или Плевна с их реками пролитой крови. Но с другой, мы имеем дело с классическим примером казачьего военного стиля, дерзкого и эффективного. Весомость сражения определяется не затраченными людскими и материальными ресурсами, а конкретным результатом.

Боевой календарь казака

Стремительное падение Гельсингфорса к копытам казачьих коней стало сюрпризом не только для шведов, но и для российского командования. Прорабатывались разные сценарии, включая осаду крепости, отсечение путей отступления неприятеля и тому подобные непростые военные мероприятия.

Но выключить этот пункт из шведского актива требовалось обязательно. Вот что о его значении сказано в книге военного историка, полковника российского генштаба Петра Ниве «Русско-шведская война 1808–1809 годов» (Санкт-Петербург, 1910 год):

«Гельсингфорс, с приморским укреплением Свеаборг, являлся тою точкою передовой шведской базы, от которой отходил коммуникационный морской путь в Швецию».

Пока руководство русской военной группировкой строило далеко идущие планы, они «были предупреждены смелым нападением графа Орлова-Денисова на Гельсингфорс».

Цитата из работы «Описание Финляндской войны», написанной по Высочайшему повелению генерал-лейтенантом Александром Михайловским-Данилевским в 1841 году:

«Для удовлетворения в том был отряжен из Борго генерал-майор граф Орлов-Денисов, с полками 30-м егерским и лейб-казачьим, и эскадроном драгунов. Он разделил отряд на две части: одну повел столбовою дорогою. Идучи усиленным маршем, при котором пехота не отставала от конницы, оба отделения поспели единовременно к Гельсингфорсу, не встретив сопротивления, но видели вдали перед собою уходивших поспешно шведов. На плечах их граф Орлов-Денисов ворвался в Гельсингфорс, откуда сделано было по нему несколько пушечных выстрелов, после чего артиллеристы и бывшие в городе войска побежали в Свеаборг. Преследуя их, наши положили многих на местах и полонили 124 человека. Атака на Гельсингфорс была произведена столь быстро, что стоявшие у ворот и на валу 6 трехфунтовых орудий взяты заряженными».

Последний момент по-своему уникален. Зарядить пушки шведы еще успели, но пальнуть уже нет, столь стремительным оказался казачий натиск. И разумеется, удар не в лоб, как ждали защитники города, а в обход по льду Финского залива обескуражил врага.

Наглый граф Орлов-Денисов

«Орлов-Денисов был человек еще молодой, по словам французского разведчика капитана де Лонгерю, не особенно любимый в обществе, и его военная карьера только начиналась. Однако он уже демонстрировал те черты характера, которые прославили его в 1812–1814 годах: предприимчивость, наглость и готовность к обдуманному риску, короче говоря, «командир легкой кавалерии» – это для него было не столько указание на должность, сколько характеристика личности», – пишет современный популярный историк Евгений Норин.

Вообще-то, Василию Орлову-Денисову к этому моменту было 32 года. Не старик, да, но по меркам XIX века – зрелый боец. Особенно, если учитывать, что с коня этот донской казак не слезал с 12 лет, а с 15 лет уже нес воинскую службу. К моменту взятия Гельсингфорса Орлов-Денисов прошел путь от рядового казака до генерал-майора и командира Лейб-гвардейского Его Величества Казачьего полка. Насколько он был любим в обществе – вопрос относительный, тем паче, ссылка тут дана на вражеского разведчика, да и баловням фортуны часто завидуют.

Слово «наглость» применительно к Орлову-Денисову стоит, пожалуй, воспринимать в исключительно позитивном, фронтовом значении. Это качество генералу не раз пригождалось в его многочисленных походах, особенно в Заграничном, где он командовал лейб-казаками и личным конвоем императора.

Гельсингфорс был взят Орловым-Денисовым, как сказали бы сейчас в спорте, «на классе». Шведы лишились не только важного укрепления и логистического пункта, но и потеряли существенные для их армии запасы вооружений и продовольствия.

Основные русские части под командованием графа Федора Буксгевдена вступили в Гельсингфорс 18 февраля (1 марта по новому стилю) 1808 года.

Там, по утверждению вышеупомянутого генерал-лейтенанта Михайловского-Данилевского, «было найдено 19 орудий, 20 тысяч ядер, 4 тысячи бомб, более 5 тысяч белого (холодного – прим. ред.) оружия, много шанцевых и лабораторных инструментов, пороху, и несколько бочек хлеба».

К тому же решительные действия казаков позволили взять город, не разрушив его инфраструктуры и получив в свое распоряжение отлично укомплектованный госпиталь.

Что касается Орлова-Денисова, то для него 1808 год стал успешным и «урожайным». За прежние свои заслуги он получил орден Святого Георгия 4-й степени, а уже за умелое командование лейб-казаками непосредственно в Финляндии – ордена Святого Владимира 3-й степени и Святой Анны 2-й степени с алмазами.

Гусарская баллада о нескладных чухоночках

Справедливости ради заметим, что взятие Гельсингфорса было не самой бескровной нашей победой в Финляндской войне. Если в случае с бойцами Орлова-Денисова сыграла ставка на смелый маневр и решительные действия, то взятие Або (ныне – Турку) вошло в разряд курьезов.

Причем до нас эта история дошла в мемуарном изложении гусарского офицера Дениса Давыдова, прославившегося чуть позже, в Отечественную войну 1812 года, как бесстрашный партизан, а еще позже – как поэт-романтик. В русско-шведскую кампанию он служил адъютантом у генерала Петра Багратиона, одного из самых прославленных русских полководцев.

В Гельсингфорсе к Давыдову обратился за помощью квартирмейстер, который искал Гродненский гусарский полк, и полагал, что Денис Васильевич поможет вычислить место его дислокации. Тот был польщен доверием, собрал в кулак теоретические знания, сморщил лоб над картами и рассчитал, что 21-я дивизия, при которой был и упомянутый полк, уже находится в Або. Но Давыдов упустил из виду, что по снегу да с тяжелым вооружением подразделения проходили вместо предполагаемых 25–30 верст в сутки от силы 10-12.

Квартирмейстер раскланялся и пустился в путь, влетев в Або, по словам Давыдова, «как в средину Москвы или Петербурга». Наших войск там не оказалось. Правда, не было и шведов.

«Но была чернь, но был университет, как всякая чернь, как всякий университет, бурные и ярые против всего того, что не под силу, – писал Денис Давыдов, – К счастью, никакой обиды не было причинено нашему от страха уже трепетавшему рыцарю, потому что он успел, прежде чем разнеслась весть о его приезде, скрыться у ландсгевдена или губернатора города, у коего пробыл ни живым, ни мертвым до дня прибытия к Або одного из отрядов 21-й дивизии».

Администрация города не просто не обидела залетного квартирмейстера, но что-то местному начальству подсказало попросить того принять капитуляцию населенного пункта. Что было проделано не без удовольствия. Когда же подтянулись русские войска, заплутавший гусар вместе с делегацией чиновников выдвинулся им навстречу.

Давыдов описал это так:

«Начальник отряда, увидев издали толпу в мундирах и впереди оной – гусарского офицера, принял ее за неприятельскую партию, высланную из города для обозрения силы войск, составляющих авангард наш. Все в нем пришло в движение, начали строиться в боевой порядок, размещаться на позицию, выдвигать пушки и едва ли не взводить курки ружей, – как вдруг белый платок, которым замахал завоеватель-квартирмейстер и вслед за тем прискок его к отряду вывели всех из заблуждения. Оставалось мирно и торжественно вступать в Або».

Внезапные обстоятельства взятия важного населенного пункта имели свое продолжение. И тоже нехарактерное для войны.

«В Або явился я к моей должности, и вместе с тем попал на балы и увеселения, – вспоминал Денис Давыдов, – Князь Багратион объявил нам, что 21-й дивизии ничего другого не оставалось, кроме веселья, ибо военные действия в южной Финляндии прекратились».

Будущего классика русского партизанского движения такой расклад никак не устраивал. Давыдов писал:

«Я рассудил, что, если уже гоняться за светскими увеселениями, – выгоднее для меня ехать обратно в Москву, где этого рода увеселении на русскую руку: шумны, роскошны и сверх того полны поэзией; присутствием моей красавицы, – чем оставаться в Або с неловко прыгающими чухоночками, довольно свежими и хорошенькими, но ни в коем случае не стоящими ружейных выстрелов, для которых пожертвовал я радостями моего сердца».

Он попросился в более «горячие точки» Финляндии, а князь Багратион чутко реагировал «на все удалые порывы юношей, жадных к боевым приключениям и случайностям». Потому сегодня мы можем читать записки Давыдова не только о некотором несовершенстве чухонских барышень, но, скажем, и такие:

«Мы только что успели насладиться действием казацких пик и погонею казаков за неприятелем по гладкой и снежной пустыне Ботнического залива. Картина оригинальная и прелестная!»

Гуннские методы против мятежа в тылу

Следует сделать важное пояснение. Не надо воспринимать Финляндскую войну, как загородную прогулку русской армии, где за взятием Гельсингфорса «малой кровью» тут же следовало падение Або вовсе бескровное, еще и с вином и дамами. Ужасов войны вперемешку с героизмом эта кампания предоставила, как и всякое иное боевое столкновение народов в истории нашей планеты: не больше, но и не меньше

Это мы по-журналистски интересничаем и развлекаем читателя необычными моментами, а не кровавым перечнем смертей и сломанных судеб. К тому же грех не воспользоваться мемуарами Дениса Давыдова, не так часто в эпицентре военных событий оказывался человек одинаково мастерски владевший и саблей, и пером.

В своей дальнейшей партизанской карьере Давыдов вполне мог пользоваться опытом, полученным в Финляндии. Правда, тогда действия в лесистой, болотистой, труднопреодолимой местности велись не нами, а против нас.

Шведы (читай – англичане) смогли раззадорить часть местного, несколько диковатого (зато отменно стреляющего) охотничьего населения на сопротивление русским. Для ликвидации этой нешуточной проблемы снова пригодились казаки.

Евгений Норин пишет:

«Летучий контрпартизанский отряд Орлова-Денисова, который гуннскими методами боролся с мятежом в тылу, составлял тысячу человек. Орлов-Денисов действовал против партизан внезапными налетами, и добился определенных успехов. Как всякая партизанская война, эта отметилась жестокостями. Свирепости войны с кавказскими или среднеазиатскими партизанами русско-шведские бои не достигали, но и здесь было место мрачным эпизодам».

Между прочим, по обычаям тех времен, пленных солдат Свеаборгского и Свартхольмского гарнизонов, отпущенных с миром, а затем снова захваченных на поле боя, казнили. И только те, кому повезло, отправлялись на принудительные работы.

Кому война, кому мать родна

5 (17) сентября 1809 года во Фридрихсгаме (город на юге Финляндии) был подписан мирный договор между Российской империей и Шведским королевством.

Шведская армия была разгромлена. Россия получила Финляндию и существенно отодвинула границы от Санкт-Петербурга. Финляндия стала автономным княжеством в составе империи, получила свой сейм, всевозможные льготы, о которых и не мечтали другие российские территории.

Русский император Александр I был очень (многие считают, даже слишком) добр к Финляндии, всячески ее баловал. Как, впрочем, и Польшу. Но если в финнах Российская империя обрела на целую сотню лет вполне лояльных граждан, то с поляками были постоянные проблемы.

В принципе, в 1809 году финны обрели свою государственность, может быть, и в зачаточной форме. Но она переросла в независимость, признанную большевиками в 1917 году.

Век с небольшим Финляндия пользовалась благами империи, подпитывалась ее возможностями. Финская элита была частью российского высшего общества. А обычные чухонцы шли на заработки в великорусские губернии и охотно там принимались. Как бы все это выглядело, останься Финляндия в составе Швеции, – с этим обращайтесь к ценителям альтернативной истории. История обычная, как известно, сослагательного наклонения не приемлет.

Главным городом Великого княжества Финляндского в составе России недолго был город Або, так весело сдавшийся на милость победителям. В 1812 году решением Александра I локальную финскую столицу перенесли в Гельсингфорс – город боевой казачьей славы.

Для России русско-шведская война 1808–1809 годов стала генеральной репетицией, своего рода учебно-тренировочным сбором перед войной 1812 года. Но это мы теперь понимаем, с высоты своего времени. Тогда столкновение с военной машиной Бонапарта предчувствовали, но ни дату, ни его масштабы, конечно, предсказать не могли. Как и итоги одной из самых славных войн в нашей истории.

Нам остается восхититься прозорливости руководства Российской империи, так вовремя ликвидировавшего несомненную опасность на северном театре боевых действий. А еще тому составу, которым воевали русские в Финляндии: Барклай де Толли, Багратион, Витгенштейн, Кульнев, Орлов-Денисов, братья Тучковы, Раевский, тот же Давыдов… Все они совсем скоро сказали свое веское слово в Отечественной войне 1812 года и Заграничном походе.

Иноагенты и уроки истории

Еще интересный факт. Победу над Швецией и присоединение к империи значительной и важной территории далеко не все российское общество приняло позитивно. Хотя, казалось бы, почему?

Жалоб хватало и даже сочувствия «бедным шведам». Разлагающей государственные основы либеральной публики и тогда было много, как и агентов зарубежного влияния, современным языком выражаясь, иноагентов. А чего вы хотели? История повторяется.

Как водится, тот, кто больше всех ныл и жалел Швецию, тут же с удовольствием обзаводился дачами в Финляндии. И не спешил на фронт защищать Отечество.

В сегодняшней Финляндии тоже отчего-то не принято вспоминать все хорошее, что дала этой стране Россия. Не учат свою историю, уроков из нее не извлекают. Беда просто.

Руслан Мармазов

Материал опубликован порталом «Российское казачество» 13 января 2025 года

Вам также может понравиться...

Добавить комментарий