За открытием крымского моста, Чемпионатом Мира по футболу и сезоном отпусков война в Донбассе отошла на второй план.
Донецкий двор. На лавочке сидит старик, опустив на палку свою почти лысую голову в фиолетовых пигментных пятнах. Я было прошла мимо, но что-то было в его позе, что заставило меня вернуться. Он казалось плачет.
— Э-ээ, извините… вам плохо? – стараясь не испугать, промолвила я.
— Нет… что вы? У меня-то все хорошо, – смутился старик, он поднял голову и на меня посмотрели два почти прозрачных глаза. – Я за Сирию вот тревожусь. Ох, что в мире творится? Враги пытаются Россию стреножить. Ей нужно выстоять. Но вы не переживайте, спасибо, что поинтересовались – у меня все хорошо.
У нас все хорошо. Повторяйте это чаще!
Про «хорошо» донецких пенсионеров мне известно прекрасно – война, для некоторых – уже вторая, нищие пенсии, которые называются помощью, разлука с близкими на той стороне, невозможность получить заработанную пенсию на Украине, а часто с нею и невозможность понять – что же происходит вообще и когда окончится. А вот, подишь ты, Сирия, Россия…
И такие ведь не только донецкие старики.
— Была в Москве недавно, у моих хороших друзей, которые еще задолго до войны уехали из Донбасса в Россию. Они хорошо устроились, все работают, живут в чудесном районе, дважды в год отдыхают, где хотят, — рассказывает мне знакомая – директор одной из школ Донецка. – Но вот знаешь, они постоянно всем недовольны – зарплатами, ценами, условиями. Столько жалоб от них выслушала за несколько дней, даже неудобно стало о своем говорить, что у нас тут происходит, да и не привыкла жаловаться. Они, правда, у меня поинтересовались, как мы тут в Донбассе. Отвечаю: «Хорошо. А когда не стреляют, совсем хорошо!» Мы и правда счастливы малым.
Донецкие прерии для белых людей
А мне вспомнилась другая история. Журналистка одного из московских журналов приехала в Донецк с селфи-палкой и горячим желанием писать о нас. Одним из ее героев стал военнослужащий, у которого оторвало ногу, у его жены была онкология, а дома ждали трое детей и бесконечные долги. Журналистка решила внести немного прекрасного в жизнь несчастного и… пригласила его в театр. Ей казалось, что она делает невероятно-благое дело для этого калеки и чувствовала она себя счастливой и благородной. «А я, знаешь, сидел и думал: лучше б ты мне мяса купила или конфет детям. А вслух не решился», — сказал он мне позже.
Эта же журналистка была счастлива отменой комендантского часа в одну из ночей в какой-то праздник и даже заметила, что лица дончан сразу стали счастливее и свободнее. Правда?! Ну, мы как бы тоже не в восторге от комендантского часа. Но это как насморк при ВИЧ-инфекции. Понимаете? Такой же сопутствующий симптом войны, как нищета, мародерство, сиротство, бесправие и многие другие. Будет ли счастлив больной, если доктору удастся избавить его от какого-то симптома на несколько часов? Сомневаюсь. Но точно знаю, что он будет счастлив, если его вылечат. Вот и мы тут будем счастливы, если война прекратится, а с ней и насточертевший всем комендантский исчезнет сам собой и остальные симптомы войны.
А может быть мы слишком многого хотим от тех, кто далеко или сюда наездом? Разве они виноваты во всем этом ужасе? Промчатся по нашим горячим точкам с сэлфи-палкой и назад, домой. Одна дончанка мне как-то призналась, что чувствует будто Донбасс для таких, что индейские прерии для белого человека, а сама она какой-то Чингачгук – забавный дикарь и должна радоваться бусикам. Жестко, но что-то есть в ее словах.
— Вы – неблагодарны, Россия кучу денег вбухивает в Донбасс, что бы вы делали без этой помощи? — Пишет мне в Твиттере знакомая. – А если бы вы все дружно встали, как в Крыму…
Эту песню про «не так встали» я слышала столько раз за четыре года, что давно не реагирую. Надоело.
Без жертв
Звоню недавно директору школы фронтовой Саханки. Наша «Комсомолка» побывала там зимой, привезли детворе новогодние подарки и даже сделали небольшое представление. Собираемся вот снова, теперь уже поздравить с окончанием учебного года. Вся школа – 28 детей! Как один класс в обычной донецкой школе. В этом году будет всего один выпускник.
— Вчера обстрел начался утром, дети уже были за партами. Прилетело в школьную столовую, это 100 метров от здания школы. Мы с детьми четыре часа просидели в подвале, — говорит она спокойным усталым голосом. – Несколько домов сегодня опять разрушены.
Ну вот, как объяснить жителям Саханки или Зайцево, методично и ежедневно стираемым с лица земли, что они должны быть благодарны?
Дороже любых продуктов — понимание.
В сюжетах таких новостей говорят: «Обошлось без жертв». Мне это всегда странно слышать. Остаться без дома – без жертв? Первоклашке услышать звук взрыва снаряда, разрывающий мозг ужасом – без жертв? Учителям и директору, да любому взрослому, чувствовать свою беззащитность, невозможность помочь и что-то изменить – без жертв?
— У дяди моего мужа, в Докучаевске, после обстрела прихватило сердце. Умер в больнице через сутки. А тоже ведь, как бы без жертв, — рассказывает дончанка София.
— Так и мой отец. Нервничал из-за мощного обстрела. Стресс. Саркома, за два месяца просто стаял до косточек и умер, — вторит ей другая дончанка Наталья.
А у Елены из Горловки отец умер в обстрел. Инфаркт. И тоже, как бы, не снарядом же его убило.
Эту статистику война не ведет, ее знают только родственники. Кого-то это «без жертв» настигло и за пределами Донбасса.
— Родная тётушка, последняя из старшего поколения, жила в Широкино, — поделилась со мной Наталья. — В 15-м ее оттуда вывез сын. А потом тётя по ТВ увидела свою улицу и свой расстрелянный дом, в котором она прожила почти 60 лет и получила сердечный приступ. А много ли нужно 80-летней бабушке?! А когда через полгода кто-то из широкинцев проговорился, что ВСУ раскатали танками широкинское кладбище — это стало последней каплей…
Да, а «жертв нет», как и прежде.
Я даже не хочу пока о тех жертвах, которые нас еще настигнут по окончании войны. Сколько детей с различными неврозами. Та же директор донецкой школы поделилась наблюдением: «Не знаю, что это, но вот такое встречаю сейчас очень часто – наши дети сжимают пальцы щепотью, аж костяшки белеют, да и вообще выглядят пружинками сжавшимися. Я долго работаю и до войны такого не видела ни разу».
Наш SOS все глуше, глуше
Сегодня в ленте Фейсбука встретила вот такое горькое стихотворение нашей дончанки Ларисы Гальцовой:
Горловчане, погибайте тише
Горловчане, тише погибайте.
Не мешайте миру мчаться в лето,
Ехать к морю по дорогам новым,
Пиво заготавливать к футболу
Зайцево и Докучаевск, дела
Нет до ваших ран и душ убитых.
Люди вон рассаду покупают
И клубнику запасают в зиму
И зачем им знать, что здесь творится….
Столько интересного на свете.
Ну, а что Донбасс наш убивают,
За четыре года все привыкли
Это ведь давно неактуально,
Принцы женятся, худеют примадонны
Хомяки подвергнуты насилью!
Не до грустных надоевших сводок.
Наверное, мы стали жестче, злее. Наверняка. Иначе бы свихнулись, встречать каждое утро сводкой обстрелов и краткими сообщениями мэра Горловки, как глухой стук из подводной лодки: «Погиб… ранен… умерла от ранений, не приходя в сознание… остался сиротой ребенок». Но нас еще слышат. Как там у Семеновича: «Услышьте нас на суше, наш SOS все глуше, глуше».
Вечером на мою публикацию о Саханке отозвались, писали и дончане, и россияне. Совсем незнакомые люди на следующий день несли в редакцию и перечисляли деньги, даже не называя своего имени. «Дети – это святое, что вы какие благодарности», — только и сказал кратко один мужчина. И я понимаю, что нас еще слышно, тем, кто хочет слышать, тем, кто не слышать не может, тем, кто нас понимает. А для нас это важнее любых бусиков. Это значит надежда есть.
Материал Юлии Андриенко опубликован донецким выпуском «Комсомольской правды» 20 мая 2018 года
Фото автора