Мечты марочные выдержанные

Феномен повального увлечения собирательством почтовых марок в советские времена трудно объяснить с позиций простой логики. Есть что-то непостижимое в этой неосознанной порой тяге к миниатюрам для пересылки корреспонденции. Нет, понятно, когда филателия превращается в серьезное хобби или бизнес, но до таких высот дорастают единицы, сбиваются в свои кружки и варятся там в свое удовольствие. Но приобретать-то напечатанные титаническими тиражами экземпляры марок, с упорством, достойным лучшего применения, норовили без преувеличения миллионы человек. Преимущественно в юном, конечно, возрасте.

Коварство газетного ларька

Редкого советского школьника миновала чаша сия. Коллекции процентов на 80, если не на все 90, были идентичны. Масштабы их колебались в зависимости от щедрости родителей и их расположенности к увлечению чада.

Марки в общей своей массе без особого труда покупались в ларьках «Союзпечати». Тематическими наборами, где экземпляры зачем-то варварски приклеивались к страницам. Или микстами в хрустящих прозрачных конвертиках, куда марки, как мне кажется, распределялись каким-то безумным генератором случайных решений. Подозреваю, главным критерием было уложиться в некую цену.

Конвертики несли в себе и волнующий элемент неожиданности, не всегда приятный. Смотришь, повезло вроде бы: вот две марки «спорт», автомобиль «Руссо-Балт», ледокол «Пайлот», как вдруг ни с того ни с сего – одуванчик полевой, лекарственный. Кому он нужен? Отсюда в коллекцию проникали и двойные марки, пополнявшие обменный фонд несмышленых коллекционеров.

Отдельное коварство ларьков заключалось в том, что разбросаны они были повсеместно. То есть родители перманентно подвергались опасности быть атакованными собственными отпрысками со смиренными просьбами или наглыми требованиями купить новые жемчужины марочных собраний.

Первый и последний монгольский космонавт

Резонные, хотя и вялые, контраргументы взрослых, мол, у тебя этой ерунды уже три альбома, натыкались на железобетонную стену. Во-первых, не альбома-де, а кляссера. Во-вторых, там же нет вот такой дивной марки с советско-монгольским космическим экипажем. Как можно жить, не имея под рукой изображения космонавта-исследователя Жугдэрдэмидийна Гуррагчи? В-третьих, знаешь, сколько эта коллекция будет стоить лет через 100? Парировать такую серию выпадов было по меньшей мере нелегко.

Но киоски – это еще ладно. В конце концов, под благовидным предлогом от них можно было увернуться. И потом зацепить взглядом марки в тучных развалах советской печати надо было постараться. Другое дело магазин «Филателия», что уютно примостился на проспекте Ильича, по ходу в сторону Макеевки, по левую руку, перед выходом к мосту через Кальмиус.

Это был монстр. Какой-то гипермаркет марочных мечтаний, ужасное искушение для начинающих собирателей, да! Кроме марок, которые, в отличие от киосков, можно было и рассмотреть как следует, да и представлены они были в поражающем воображение многообразии, тут имелись, разумеется, кляссеры всех размеров, пинцеты, специальные увеличительные стекла с вызывающим глупое хихиканье названием лупа.

На каком-то этапе юные филателисты начинали ведь умничать, изображать из себя невесть что, разглагольствовать о том, что марки следует брать исключительно пинцетом. Даром что до покупки первого кляссера коллекция лежала россыпью в письменном столе вперемешку с гайками (вдруг пригодятся), списанными в утиль батарейками «Крона» (красивые, выбросить жалко), этикетками от жвачек «Болек и Лёлек» (это у тех, кому повезло), и бесцеремонно хватались бесценные липкими пальцами сразу после поедания, например, мороженого «Каштан». Да и, если честно, о существовании пинцета вспоминалось только в присутствии друзей, произвести впечатление на которых – бонтонно.

Контрольная зебра в голову

В вожделенной «Филателии», оазисе утонченных почтовых миниатюр, на удивительно не­удобно расставленных для посетителей, но образцово для продавцов, прилавках можно было увидеть не только творения советского соцреализма, но и марки, скажем, «Монгол шуудан», чарующие своим высоким и чистым примитивизмом, работы венгерских мастеров, тяготевших к чему-то схожему на кубизм, и яркие, отчаянно инопланетные миниатюры из Буркина-Фасо – «флора и фауна Африки». Последние были неподъемно дороги, так что посмотреть на них приходили, как в музей.

А лично мне мой дядя, приехавший с Севера и хотевший меня побаловать, купил обыкновенное чудо. Переливающуюся марку из Бурунди с зебрами! Пять полновесных рублей отдал, в чем было нечто непостижимое. Зато у меня появился неубиенный козырь перед друзьями, когда приходило время меряться коллекциями. Зебры располагались в самом конце самого впечатляющего кляссера и были чем-то типа контрольного выстрела в голову поверженного противника.

С завершением советской эпохи сошла на нет и всеохватывающая марочная лихорадка, тихо скончалась «Филателия» на проспекте Ильича. Теперь там продают что-то такое для охоты и рыбалки. Тоже, конечно, нужное дело.

MARMAZOV.RU

Материал опубликован газетой «Донецкое время», 15 февраля 2017, № 6 (71)